For the horde!
ФБ давно закончилась, а герои остались.
На самом деле я знала, что ещё вернусь к ним (и не только к ним), и вот продолжение написалось.
А шапки к ориджу на этот раз не будет, потому что я этого не люблю
читать дальше
Утром мать снова расплакалась. Скупые старческие слёзы текли по дряблым щекам, и сама она выглядела такой жалкой и потерянной, что Дамир, заключив её в объятия, никак не находил в себе сил попрощаться.
— Вот ведь как бывает, — всхлипывала мать. — Послал Бог на старости сына, а теперь снова одни остаёмся.
— Полно тебе, — хмуро проворчал отец. — Неужто не понимаешь, что в услужении у благородного рыцаря ему будет только лучше? Вон какой богатырь! Глядишь, и сам за меч возьмётся.
— Я вернусь, — пообещал Дамир. — Обязательно вернусь.
Три года провёл он в этом доме. Три года минуло с того самого дня, когда он, оборванный, голодный и не помнящий себя, постучал в двери сельского кузнеца. Тогда Дамир не знал, как дороги ему станут два старика, пустившие его на ночлег. Избавив незваного гостя от горькой участи бродяги, они позволили ему сначала жить в своём доме, а после назвали сыном.
Три года Дамир работал в кузнице вместе с отцом. Будучи крепок и силён от природы, он стал незаменимым помощником. Само ремесло кузнеца тоже пришлось Дамиру по душе. Раскалённый металл под тяжёлым молотом послушно обретал ту форму, которую желал придать ему человек. В основном, конечно, ковали подковы и орудия для селян, но время от времени поступал заказ из ближайшего монастыря на подсвечники или дверные петли, а раз в полгода при замке герцога, владетеля здешних земель, случался большой рыцарский турнир, куда отец приезжал в роли известного своей надёжностью мастера.
Работы в дни турнира было особенно много: подковать лошадей, заточить меч, а то и отремонтировать доспех высокородного лорда. Сам же праздник проходил мимо, дразнил дружными возгласами зрителей, доносившимися с трибун, и яркими нарядами благородных дам, которые мелькали где-то вдалеке.
Дамир не роптал, работал с утра до вечера, но нет-нет да выгадывал минутку, чтобы проводить взглядом восседавшего на холёном коне рыцаря или краем глаза поглядеть на очередной поединок. И странное, сладостно-болезненное чувство рождалось у него в груди, будто бы всё это принадлежало и ему, будто бы его место было на вороном жеребце перед восторженными взглядами толпы, а не рядом с наковальней в переднике кузнеца.
Помимо участников, зрителей и рабочих, турнир привлекал и всякого рода отребье: от простых попрошаек до ловких воришек, которые не упускали случая запустить ловкие пальцы в чужие карманы. А уж если поблизости останавливался цыганский табор, можно было не сомневаться: без происшествий не обойдётся. Стражники герцога с кочевым народом держали ухо востро, но гадалок на турнир пускали. Некоторые знатные дамы были охочи до предсказаний.
Надо сказать, что Дамира куда сильнее интересовало прошлое, чем будущее (любые попытки докопаться до утраченных воспоминаний вызывали только головную боль), поэтому в сторону цыганок он даже не смотрел, но в этот раз одна подошла к нему сама. Была она совсем старой, с ног до головы обвешанной бусами и браслетами, которые тяжело позвякивали при каждом её движении.
— Скоро ты покинешь свой дом, чтобы никогда в него не вернуться, — объявила она. Её товарки добавляли в голос сладкие нотки, чтобы расположить к себе клиента, а эта старуха говорила так, будто не прорицала, а проклинала. — Ждут тебя богатство, великая слава и жена-волшебница.
Дамир аж крякнул, услышав такое предсказание. Богатство и великая слава — куда ни шло, но чтобы напророчить жену-волшебницу нужна та ещё наглость! Где их, волшебниц, сыщешь? Скорее доведётся встретить дракона.
Тем не менее, гнать цыганку прочь Дамир не стал и даже бросил её медную монету, а уже к вечеру пророчество начало сбываться. Оруженосец доблестного рыцаря Биргольда Смелого внезапно занемог, и оказалось, что Дамир, случайно подвернувшийся под руку раздосадованному воителю, не хуже специально обученного слуги знает все тонкости подготовки к турниру. Он ловко помогал Биргольду облачиться в доспехи, подводил лошадь именно тогда, когда полагалось, и держался ровно на таком расстоянии, которое следовало соблюдать оруженосцу, покуда его хозяин общается с другими благородными особами.
По окончании турнира Биргольд погнал старого слугу в шею — оказалось, что недуг того стал следствием излишней тяги к выпивке — и предложил место оруженосца Дамиру.
— Рыцарем тебе никогда не стать, ибо происхождения ты не благородного, — предупредил Биргольд, — но лучи моей славы коснуться и тебя. Платить буду по заслугам, не обижу.
Когда отец услышал новость, сказал твёрдо:
— От такого предложения грех отказываться.
Дамир и сам был рад согласиться, вот только слова цыганки не давали покоя. И, прижимая к груди плачущую мать, он снова и снова повторял обещание:
— Вернусь. Я непременно вернусь, только дождитесь.
— Тот самый лес.
Биргольд стоял на опушке: специально отполированный для важного случая доспех сияет, в руке зажат грозный меч, во взгляде — торжество победителя. И пускай битва ещё не состоялась. Кому как не великому воину знать её исход?
Дамир держал под уздцы коня и смотрел на лес с куда большей настороженностью. Плохое место. Глядя на хищное переплетение ветвей, было несложно поверить, что где-то там, за колючей преградой, скрывается злая колдунья и ждёт своего спасителя проклятая ею прекрасная принцесса.
Второй год пошёл с тех пор, как Дамир стал оруженосцем Биргольда. За это время они успели пересечь границы четырёх из восьми королевств, поучаствовать в двух десятках турниров, сразить болотное чудовище, отыскать покинутую пещеру дракона (и даже добыть в её недрах несколько золотых монет) и избавить от скуки бессчётное число прекрасных дам. До последних Биргольд оказался большим охотником.
Беда в том, что нынешний оруженосец не уступал своему хозяину ни красотой, ни статью, поэтому женского интереса ему доставалось едва ли не больше, чем Биргольду. Рыцаря не спасало даже благородное происхождение, тем более что с дамами оруженосец обращался с такой галантностью, будто бы специально обучался этому искусству.
А месяц назад они попали в разбойничью засаду и не сносить бы им голов, если бы Дамир вовремя не схватился за меч. В его руках оружие казалось живым, легко и стремительно разя врагов. Прояви он себя так на любом турнире — и ему достались бы все лавры победителя.
— Неужели и правда ничего не помнишь о своём прошлом? — уже в который раз вопросил Биргольд. Как истинный рыцарь, он не был склонен к зависти, но тут отчего-то приуныл. — Я вот что скажу: такие умения от рождения не даются.
— Не помню, — подтвердил Дамир.
На самом деле он уже не верил, что когда-нибудь вспомнит.
Между тем, их путешествие совсем скоро должно было если не завершиться, то достигнуть решающей точки, ведь Биргольд не просто так завоёвывал себе славу. Сколь много бы женщин ни согревало его постель, своё бесстрашное сердце он собирался подарить одной — прекраснейшей из принцесс. Имя ей было Льюэлль.
Барды на все лады распевали песни о её красоте, а людская молва приписывала ей неземную доброту. Вот только достойного мужа принцесса никак не могла выбрать. Биргольд был уверен, что ожидает она именно его.
Увы, печальные вести пришли тогда, когда прославленный рыцарь готов был предстать перед очами прекрасной Льюэлль. Принцесса стала жертвой коварства своей лучшей подруги, придворной волшебницы Мергеры, и оказалась заточена в сердце заколдованного леса. Ходили также слухи, что до того, как похитить Льюэлль, Мергера извела с десяток женихов, сватавшихся к принцессе.
Биргольда опасности не испугали. Лучшего случая стать для Льюэлль истинным героем представиться не могло. Он, именно он бросит вызов злобной ведьме!
И вот, стоя на опушке леса, рыцарь готовился к самой важной битве в своей жизни.
— Мне пойти с вами, милорд? — спросил Дамир.
— Нет, жди здесь. — Биргольд вдруг насторожился. — Ты слышишь? Песня... Это её голос!
Меч рыцаря нанёс первый удар, разрубая преграждавшие путь ветви. Биргольд ринулся вперёд и почти сразу исчез из виду.
Дамир даже слова сказать не успел, только растерянно покрутил головой. Никакой песни он не слышал.
Дамир ждал три дня. Обустроил лагерь и выполнял привычную работу: присматривал за вещами рыцаря и за его конём. Биргольд честно добыл себе славу. Он был отличным воином, умевшим побороть свой страх. Дамир не знал, кому суждено спасти принцессу Льюэлль, если не ему.
Но время шло. Вот солнце взошло в четвёртый раз, а Биргольд так и не вернулся.
Сидеть на месте Дамир больше не мог. Он не знал, что влечёт его в чащу леса: желание выручить хозяина, коли тот попал в беду, или магия колдуньи. Он просто пошёл вперёд, не противясь этому влечению, не запоминая дороги, раздирая руки в кровь о колючие ветви и не обращая внимания на порванную одежду.
Уже сгущались вечерние тени, когда Дамир выбрался на широкую поляну, посреди которой возвышалась каменная башня. Никто и ничто не помешало ему войти внутрь, подняться по винтовой лестнице и открыть единственную преграждавшую путь дверь.
В центре круглой комнаты на постаменте стоял гроб из чёрного дерева, а рядом, раскинув руки и упершись в потолок невидящим взглядом, лежал славный рыцарь Биргольд. Верный меч бесполезной железкой валялся рядом. На шее рыцаря уродливо красовался укус, похожий на звериный, а на лице Биргольда застыло блаженство. Казалось, что он нашёл свою смерть не в заколдованном лесу, а в постели любовницы.
С тяжёлым сердцем Дамир шагнул вперёд, поднял меч, откинул крышку гроба... и замер, увидев самые прекрасные в мире глаза.
— Льюэлль... — прошептал он.
— Принц Келвин? — перепачканные кровью губы принцессы искривила злость. — Ты жив?
— Жив, — заворожено повторил Дамир.
Внезапно обрушившаяся на него лавина воспоминаний, заставила пошатнуться.
Вот он впервые предстаёт перед ясными очами Льюэлль. Она — само совершенство. Он — наследник великой Морской империи. Они созданы друг для друга, и его сердце стучит оглушительно громко, когда Льюэлль рядом.
Вот они гуляют по саду. Он тщетно старается следовать придворному этикету, но с губ срываются пылкие мальчишеские признания. Его не смущает даже присутствие ещё одной женщины, хромой и некрасивой. В разговорах с Мергерой Келвин почтителен и сдержан. В отличие от прочих женихов он не боится её и не испытывает неприязни. Иногда ему даже становится жалко придворную волшебницу, чьи изъяны лишь подчёркивают великолепие Льюэлль.
Вот поздним вечером в его спальне оказывается обворожительная служанка. Её прелести не идут ни в какое сравнение с точёной красотой принцессы, но она мила и доступна. Келвин, едва не поддавшись порыву молодого, жаждущего женской ласки тела, гонит её прочь, и тогда колдовская иллюзия спадает. Перед ним стоит Мергера, а вся сцена оказывается изощрённой проверкой на его чувства к Льюэлль.
Вот принцесса уверяет, что даст ему ответ после рыцарского турнира. Келвина ничуть не страшит последнее испытание, но на рассвете вместо приготовлений к состязанию он зачем-то идёт на конюшню, вскакивает в седло и устремляется прочь от замка.
— Так много лет прошло. — В голосе Льюэлль больше не было гнева. — Поцелуй же меня, мой милый принц. Ты единственный доказал, что заслуживаешь моей любви.
Она приподнялась со своего пугающего ложа, подалась вперёд, обвила его шею руками...
— Не трогай его!
Он узнал этот голос. И эту темноволосую женщину, вышедшую из боковой двери.
За минувшие годы Мергера ещё сильнее подурнела и всё так же хромала на правую ногу.
— Ты! Ты обманула меня! — капризно выкрикнула Льюэлль, разжимая объятия.
— Он не заслужил смерти. Ни тогда, ни сейчас. Ты сыта, ложись спать.
— Я убью его просто так, если ты не смогла. Предательница!
— Нет! — Колдунья встала между Дамиром и принцессой. — Сегодня здесь больше не прольётся кровь.
— Убей его! — взвизгнула Льюэлль. — Убей или уходи. Я не хочу видеть тебя. Ты мне надоела!
Плечи Мергеры поникли. Она протянула руку и коснулась кончиками некрасивых пальцев лба принцессы.
Голубые глаза закрылись, голова Льюэлль опустилась на атласную подушку.
Принц Келвин и бывшая придворная волшебница Мергера стояли друг напротив друга. В шаге от них спала в своём гробу Льюэлль, прекраснейшая из рождавшихся в этом мире женщин.
— Зачем? — спросил Келвин.
— Потому что я люблю её, — откликнулась Мергера. — Она просила вечную жизнь. Я не смогла отказать. Но теперь ей нужна пища. Она станет убивать каждого, кто явится сюда.
— Зачем ты спасла меня?
— Льюэлль нравилось избавляться от женихов моими руками. Ей это казалось забавным. Ты же был лучшим. Я сказала, что наслала морок, который заведёт тебя в болота, но на самом деле он заставил тебя уйти очень далеко и отобрал воспоминания. Теперь ты знаешь, кто ты. Иди. Оставь нас.
— Как ты можешь любить её? Как я мог? — воскликнул Келвин.
— Не знаю. Сердце порой выбирает за нас.
— Но она прогнала тебя. Что ты собираешься делать? Похоронить себя в этой башне? Напоить её своей кровью?
— Да, если понадобится. Пусть это станет моим наказанием за глупость, слабость и отобранные жизни.
— Так не должно быть.
Он коснулся её руки, а Мергера стояла, не отводя взгляда тёмных глаз от гроба, и по её щеке катилась одинокая слеза.
Предсказание цыганки сбылось. Принц Келвин не вернулся в дом кузнеца. На Южных островах его ждала родная семья, давно похоронившая наследника престола.
Вместо с Мергерой они отправились на побережье и дальше, на корабле — на родину Келвина. Когда принц вдыхал знакомый запах моря и смотрел в манящую голубую даль, сердце его замерзало от радость. Мергера, напротив, была молчалива и подавлена. Она почти не выходила из своей каюты, и Келвин один только раз видел её на палубе поздно вечером. Волшебница стояла, будто каменное изваяние, и смотрела в темноту. Казалось, что за покрывалом ночи они снова видит свою принцессу.
Праздник в честь воскрешения Келвина длился целый месяц. Богатство он получил по праву рождения. Слава пришла к нему через год, когда море извергло из своей пучины огромную армию подводных жителей, решивших истребить людской род. Тогда же, после решающей битвы, во время которой принц Келвин стоял бок о бок с Мергерой, они впервые поцеловались.
Время залечило раны. И пускай в сердцах обоих остались шрамы, невидимая нить, протянувшаяся между принцем и волшебницей, с каждым днём становилась крепче. Келвин узнал, что Мергера умеет улыбаться, что её некрасивые руки бывают так ласковы и что хромота не имеет никакого значения, когда два разгорячённых тела сплетаются на ложе.
Старый кузней и его жена были приглашены на свадьбу, а затем поселились на Южных островах. С тех пор у Келвина было два отца и две матери.
А Льюэлль... она так и осталась в своём лесу. У Келвина не поднялась рука вонзить меч в её грудь, Мергера же не смогла отнять у любимой проклятый дар.
На протяжении веков легенда о спящей красавице передавалась из уст в уста, и очередной благородный рыцарь отправлялся в чащу заколдованного леса, чтобы уснуть там навсегда.
На самом деле я знала, что ещё вернусь к ним (и не только к ним), и вот продолжение написалось.
А шапки к ориджу на этот раз не будет, потому что я этого не люблю
читать дальше
История, которая станет сказкой
Утром мать снова расплакалась. Скупые старческие слёзы текли по дряблым щекам, и сама она выглядела такой жалкой и потерянной, что Дамир, заключив её в объятия, никак не находил в себе сил попрощаться.
— Вот ведь как бывает, — всхлипывала мать. — Послал Бог на старости сына, а теперь снова одни остаёмся.
— Полно тебе, — хмуро проворчал отец. — Неужто не понимаешь, что в услужении у благородного рыцаря ему будет только лучше? Вон какой богатырь! Глядишь, и сам за меч возьмётся.
— Я вернусь, — пообещал Дамир. — Обязательно вернусь.
Три года провёл он в этом доме. Три года минуло с того самого дня, когда он, оборванный, голодный и не помнящий себя, постучал в двери сельского кузнеца. Тогда Дамир не знал, как дороги ему станут два старика, пустившие его на ночлег. Избавив незваного гостя от горькой участи бродяги, они позволили ему сначала жить в своём доме, а после назвали сыном.
Три года Дамир работал в кузнице вместе с отцом. Будучи крепок и силён от природы, он стал незаменимым помощником. Само ремесло кузнеца тоже пришлось Дамиру по душе. Раскалённый металл под тяжёлым молотом послушно обретал ту форму, которую желал придать ему человек. В основном, конечно, ковали подковы и орудия для селян, но время от времени поступал заказ из ближайшего монастыря на подсвечники или дверные петли, а раз в полгода при замке герцога, владетеля здешних земель, случался большой рыцарский турнир, куда отец приезжал в роли известного своей надёжностью мастера.
Работы в дни турнира было особенно много: подковать лошадей, заточить меч, а то и отремонтировать доспех высокородного лорда. Сам же праздник проходил мимо, дразнил дружными возгласами зрителей, доносившимися с трибун, и яркими нарядами благородных дам, которые мелькали где-то вдалеке.
Дамир не роптал, работал с утра до вечера, но нет-нет да выгадывал минутку, чтобы проводить взглядом восседавшего на холёном коне рыцаря или краем глаза поглядеть на очередной поединок. И странное, сладостно-болезненное чувство рождалось у него в груди, будто бы всё это принадлежало и ему, будто бы его место было на вороном жеребце перед восторженными взглядами толпы, а не рядом с наковальней в переднике кузнеца.
Помимо участников, зрителей и рабочих, турнир привлекал и всякого рода отребье: от простых попрошаек до ловких воришек, которые не упускали случая запустить ловкие пальцы в чужие карманы. А уж если поблизости останавливался цыганский табор, можно было не сомневаться: без происшествий не обойдётся. Стражники герцога с кочевым народом держали ухо востро, но гадалок на турнир пускали. Некоторые знатные дамы были охочи до предсказаний.
Надо сказать, что Дамира куда сильнее интересовало прошлое, чем будущее (любые попытки докопаться до утраченных воспоминаний вызывали только головную боль), поэтому в сторону цыганок он даже не смотрел, но в этот раз одна подошла к нему сама. Была она совсем старой, с ног до головы обвешанной бусами и браслетами, которые тяжело позвякивали при каждом её движении.
— Скоро ты покинешь свой дом, чтобы никогда в него не вернуться, — объявила она. Её товарки добавляли в голос сладкие нотки, чтобы расположить к себе клиента, а эта старуха говорила так, будто не прорицала, а проклинала. — Ждут тебя богатство, великая слава и жена-волшебница.
Дамир аж крякнул, услышав такое предсказание. Богатство и великая слава — куда ни шло, но чтобы напророчить жену-волшебницу нужна та ещё наглость! Где их, волшебниц, сыщешь? Скорее доведётся встретить дракона.
Тем не менее, гнать цыганку прочь Дамир не стал и даже бросил её медную монету, а уже к вечеру пророчество начало сбываться. Оруженосец доблестного рыцаря Биргольда Смелого внезапно занемог, и оказалось, что Дамир, случайно подвернувшийся под руку раздосадованному воителю, не хуже специально обученного слуги знает все тонкости подготовки к турниру. Он ловко помогал Биргольду облачиться в доспехи, подводил лошадь именно тогда, когда полагалось, и держался ровно на таком расстоянии, которое следовало соблюдать оруженосцу, покуда его хозяин общается с другими благородными особами.
По окончании турнира Биргольд погнал старого слугу в шею — оказалось, что недуг того стал следствием излишней тяги к выпивке — и предложил место оруженосца Дамиру.
— Рыцарем тебе никогда не стать, ибо происхождения ты не благородного, — предупредил Биргольд, — но лучи моей славы коснуться и тебя. Платить буду по заслугам, не обижу.
Когда отец услышал новость, сказал твёрдо:
— От такого предложения грех отказываться.
Дамир и сам был рад согласиться, вот только слова цыганки не давали покоя. И, прижимая к груди плачущую мать, он снова и снова повторял обещание:
— Вернусь. Я непременно вернусь, только дождитесь.
— Тот самый лес.
Биргольд стоял на опушке: специально отполированный для важного случая доспех сияет, в руке зажат грозный меч, во взгляде — торжество победителя. И пускай битва ещё не состоялась. Кому как не великому воину знать её исход?
Дамир держал под уздцы коня и смотрел на лес с куда большей настороженностью. Плохое место. Глядя на хищное переплетение ветвей, было несложно поверить, что где-то там, за колючей преградой, скрывается злая колдунья и ждёт своего спасителя проклятая ею прекрасная принцесса.
Второй год пошёл с тех пор, как Дамир стал оруженосцем Биргольда. За это время они успели пересечь границы четырёх из восьми королевств, поучаствовать в двух десятках турниров, сразить болотное чудовище, отыскать покинутую пещеру дракона (и даже добыть в её недрах несколько золотых монет) и избавить от скуки бессчётное число прекрасных дам. До последних Биргольд оказался большим охотником.
Беда в том, что нынешний оруженосец не уступал своему хозяину ни красотой, ни статью, поэтому женского интереса ему доставалось едва ли не больше, чем Биргольду. Рыцаря не спасало даже благородное происхождение, тем более что с дамами оруженосец обращался с такой галантностью, будто бы специально обучался этому искусству.
А месяц назад они попали в разбойничью засаду и не сносить бы им голов, если бы Дамир вовремя не схватился за меч. В его руках оружие казалось живым, легко и стремительно разя врагов. Прояви он себя так на любом турнире — и ему достались бы все лавры победителя.
— Неужели и правда ничего не помнишь о своём прошлом? — уже в который раз вопросил Биргольд. Как истинный рыцарь, он не был склонен к зависти, но тут отчего-то приуныл. — Я вот что скажу: такие умения от рождения не даются.
— Не помню, — подтвердил Дамир.
На самом деле он уже не верил, что когда-нибудь вспомнит.
Между тем, их путешествие совсем скоро должно было если не завершиться, то достигнуть решающей точки, ведь Биргольд не просто так завоёвывал себе славу. Сколь много бы женщин ни согревало его постель, своё бесстрашное сердце он собирался подарить одной — прекраснейшей из принцесс. Имя ей было Льюэлль.
Барды на все лады распевали песни о её красоте, а людская молва приписывала ей неземную доброту. Вот только достойного мужа принцесса никак не могла выбрать. Биргольд был уверен, что ожидает она именно его.
Увы, печальные вести пришли тогда, когда прославленный рыцарь готов был предстать перед очами прекрасной Льюэлль. Принцесса стала жертвой коварства своей лучшей подруги, придворной волшебницы Мергеры, и оказалась заточена в сердце заколдованного леса. Ходили также слухи, что до того, как похитить Льюэлль, Мергера извела с десяток женихов, сватавшихся к принцессе.
Биргольда опасности не испугали. Лучшего случая стать для Льюэлль истинным героем представиться не могло. Он, именно он бросит вызов злобной ведьме!
И вот, стоя на опушке леса, рыцарь готовился к самой важной битве в своей жизни.
— Мне пойти с вами, милорд? — спросил Дамир.
— Нет, жди здесь. — Биргольд вдруг насторожился. — Ты слышишь? Песня... Это её голос!
Меч рыцаря нанёс первый удар, разрубая преграждавшие путь ветви. Биргольд ринулся вперёд и почти сразу исчез из виду.
Дамир даже слова сказать не успел, только растерянно покрутил головой. Никакой песни он не слышал.
Дамир ждал три дня. Обустроил лагерь и выполнял привычную работу: присматривал за вещами рыцаря и за его конём. Биргольд честно добыл себе славу. Он был отличным воином, умевшим побороть свой страх. Дамир не знал, кому суждено спасти принцессу Льюэлль, если не ему.
Но время шло. Вот солнце взошло в четвёртый раз, а Биргольд так и не вернулся.
Сидеть на месте Дамир больше не мог. Он не знал, что влечёт его в чащу леса: желание выручить хозяина, коли тот попал в беду, или магия колдуньи. Он просто пошёл вперёд, не противясь этому влечению, не запоминая дороги, раздирая руки в кровь о колючие ветви и не обращая внимания на порванную одежду.
Уже сгущались вечерние тени, когда Дамир выбрался на широкую поляну, посреди которой возвышалась каменная башня. Никто и ничто не помешало ему войти внутрь, подняться по винтовой лестнице и открыть единственную преграждавшую путь дверь.
В центре круглой комнаты на постаменте стоял гроб из чёрного дерева, а рядом, раскинув руки и упершись в потолок невидящим взглядом, лежал славный рыцарь Биргольд. Верный меч бесполезной железкой валялся рядом. На шее рыцаря уродливо красовался укус, похожий на звериный, а на лице Биргольда застыло блаженство. Казалось, что он нашёл свою смерть не в заколдованном лесу, а в постели любовницы.
С тяжёлым сердцем Дамир шагнул вперёд, поднял меч, откинул крышку гроба... и замер, увидев самые прекрасные в мире глаза.
— Льюэлль... — прошептал он.
— Принц Келвин? — перепачканные кровью губы принцессы искривила злость. — Ты жив?
— Жив, — заворожено повторил Дамир.
Внезапно обрушившаяся на него лавина воспоминаний, заставила пошатнуться.
Вот он впервые предстаёт перед ясными очами Льюэлль. Она — само совершенство. Он — наследник великой Морской империи. Они созданы друг для друга, и его сердце стучит оглушительно громко, когда Льюэлль рядом.
Вот они гуляют по саду. Он тщетно старается следовать придворному этикету, но с губ срываются пылкие мальчишеские признания. Его не смущает даже присутствие ещё одной женщины, хромой и некрасивой. В разговорах с Мергерой Келвин почтителен и сдержан. В отличие от прочих женихов он не боится её и не испытывает неприязни. Иногда ему даже становится жалко придворную волшебницу, чьи изъяны лишь подчёркивают великолепие Льюэлль.
Вот поздним вечером в его спальне оказывается обворожительная служанка. Её прелести не идут ни в какое сравнение с точёной красотой принцессы, но она мила и доступна. Келвин, едва не поддавшись порыву молодого, жаждущего женской ласки тела, гонит её прочь, и тогда колдовская иллюзия спадает. Перед ним стоит Мергера, а вся сцена оказывается изощрённой проверкой на его чувства к Льюэлль.
Вот принцесса уверяет, что даст ему ответ после рыцарского турнира. Келвина ничуть не страшит последнее испытание, но на рассвете вместо приготовлений к состязанию он зачем-то идёт на конюшню, вскакивает в седло и устремляется прочь от замка.
— Так много лет прошло. — В голосе Льюэлль больше не было гнева. — Поцелуй же меня, мой милый принц. Ты единственный доказал, что заслуживаешь моей любви.
Она приподнялась со своего пугающего ложа, подалась вперёд, обвила его шею руками...
— Не трогай его!
Он узнал этот голос. И эту темноволосую женщину, вышедшую из боковой двери.
За минувшие годы Мергера ещё сильнее подурнела и всё так же хромала на правую ногу.
— Ты! Ты обманула меня! — капризно выкрикнула Льюэлль, разжимая объятия.
— Он не заслужил смерти. Ни тогда, ни сейчас. Ты сыта, ложись спать.
— Я убью его просто так, если ты не смогла. Предательница!
— Нет! — Колдунья встала между Дамиром и принцессой. — Сегодня здесь больше не прольётся кровь.
— Убей его! — взвизгнула Льюэлль. — Убей или уходи. Я не хочу видеть тебя. Ты мне надоела!
Плечи Мергеры поникли. Она протянула руку и коснулась кончиками некрасивых пальцев лба принцессы.
Голубые глаза закрылись, голова Льюэлль опустилась на атласную подушку.
Принц Келвин и бывшая придворная волшебница Мергера стояли друг напротив друга. В шаге от них спала в своём гробу Льюэлль, прекраснейшая из рождавшихся в этом мире женщин.
— Зачем? — спросил Келвин.
— Потому что я люблю её, — откликнулась Мергера. — Она просила вечную жизнь. Я не смогла отказать. Но теперь ей нужна пища. Она станет убивать каждого, кто явится сюда.
— Зачем ты спасла меня?
— Льюэлль нравилось избавляться от женихов моими руками. Ей это казалось забавным. Ты же был лучшим. Я сказала, что наслала морок, который заведёт тебя в болота, но на самом деле он заставил тебя уйти очень далеко и отобрал воспоминания. Теперь ты знаешь, кто ты. Иди. Оставь нас.
— Как ты можешь любить её? Как я мог? — воскликнул Келвин.
— Не знаю. Сердце порой выбирает за нас.
— Но она прогнала тебя. Что ты собираешься делать? Похоронить себя в этой башне? Напоить её своей кровью?
— Да, если понадобится. Пусть это станет моим наказанием за глупость, слабость и отобранные жизни.
— Так не должно быть.
Он коснулся её руки, а Мергера стояла, не отводя взгляда тёмных глаз от гроба, и по её щеке катилась одинокая слеза.
Предсказание цыганки сбылось. Принц Келвин не вернулся в дом кузнеца. На Южных островах его ждала родная семья, давно похоронившая наследника престола.
Вместо с Мергерой они отправились на побережье и дальше, на корабле — на родину Келвина. Когда принц вдыхал знакомый запах моря и смотрел в манящую голубую даль, сердце его замерзало от радость. Мергера, напротив, была молчалива и подавлена. Она почти не выходила из своей каюты, и Келвин один только раз видел её на палубе поздно вечером. Волшебница стояла, будто каменное изваяние, и смотрела в темноту. Казалось, что за покрывалом ночи они снова видит свою принцессу.
Праздник в честь воскрешения Келвина длился целый месяц. Богатство он получил по праву рождения. Слава пришла к нему через год, когда море извергло из своей пучины огромную армию подводных жителей, решивших истребить людской род. Тогда же, после решающей битвы, во время которой принц Келвин стоял бок о бок с Мергерой, они впервые поцеловались.
Время залечило раны. И пускай в сердцах обоих остались шрамы, невидимая нить, протянувшаяся между принцем и волшебницей, с каждым днём становилась крепче. Келвин узнал, что Мергера умеет улыбаться, что её некрасивые руки бывают так ласковы и что хромота не имеет никакого значения, когда два разгорячённых тела сплетаются на ложе.
Старый кузней и его жена были приглашены на свадьбу, а затем поселились на Южных островах. С тех пор у Келвина было два отца и две матери.
А Льюэлль... она так и осталась в своём лесу. У Келвина не поднялась рука вонзить меч в её грудь, Мергера же не смогла отнять у любимой проклятый дар.
На протяжении веков легенда о спящей красавице передавалась из уст в уста, и очередной благородный рыцарь отправлялся в чащу заколдованного леса, чтобы уснуть там навсегда.
@темы: граф Оман